— Эя, — Зверь протянул руку и осторожно провел шершавыми пальцами по моей щеке. — Моя жена.

— Твоя, — подтвердила я, потупившись и закусив губу.

— Твои волосы похожи на жидкое золото, — произнес Зверь. — Ты можешь сделать это? Для меня? Распустить их.

Неловкими, дрожащими пальцами я распустила косу. Локоны рассыпались по плечам. Я помотала головой. Непослушные рыжие потоки окутали меня, скрыв плечи и руки сверкающим в солнечных лучах покрывалом.

— Ты — чудо, Эя, — хрипло сказал Зверь. — Ты — совершенство.

Я облизнула пересохшие губы, и Фиар сглотнул.

Во взгляде его было такое неприкрытое желание, что у меня перехватило дыхание. От легкого сладкого страха. От волнения. От предвкушения.

Подрагивающими пальцами я потянула шнурки на груди, развязывая узел на тесемке, которая соединяла борта жилета. Стоило освободиться от него, как стало легче дышать. Правда, лишь на пару мгновений. В следующий миг ощутила, как мешает грубая деревенская рубаха, как домотканое полотно почти царапает ставшую вдруг невероятно чувствительной грудь…

Рубаху я сняла через голову, и, откинув рыжие локоны за спину, посмотрела на Зверя.

В следующий миг оказалась опрокинутой навзничь на ложе из листьев, поверх которых Зверь накинул полотно, взятое в селении, чтобы мне было чем укрываться ночью.

Я задохнулась, несмотря на то что Зверь держал свой вес на руках. Жар от его тела был каким-то неистовым, всепоглощающим. Фиар склонился и поцеловал меня в губы. Нежно, осторожно, словно боялся спугнуть или причинить боль.

Но когда я обвила его шею руками и, с силой притянув к себе голову, впилась в его губы, словно жаждущий в пустыне во флягу с водой, Зверь зарычал и принялся терзать мои губы.

Тело пронзило сладкой молнией и вместе с тем захотелось еще чего-то. Сладкого. Волнующего. Неизведанного. Я зарывалась пальцами в шевелюру Зверя, с жаром отвечая на его поцелуи, извивалась под ним, выгибалась навстречу, неосознанно терлась обнаженной грудью о его горячее тело, отчего внутри начинали стрелять все новые и новые стрелы.

— Эя, — хрипло прошептал Зверь. — Ты — настоящее искушение. И ты моя.

— Твоя, — вторила я ему, вновь и вновь приникая к его губам поцелуем.

Когда его язык вторгся внутрь моего рта в неистовом танце и начал терзать мой собственный, я застонала от удовольствия в голос. И вместе с тем мне было мало, ничтожно мало.

Внизу почти непрерывно пульсировало, грудь словно налилась изнутри и стала до болезненного чувствительной. Поэтому, когда Зверь отпустил мои губы и принялся за нее, я вскрикнула и прогнулась, подаваясь ему навстречу.

— Да, — шептала я. — Пожалуйста, еще, еще… Еще!

— Ты меня с ума сводишь, — хрипло прошептал Зверь, спускаясь поцелуями ниже.

Внутри все затрепетало.

Я сама приподняла бедра, помогая ему оставить меня без одежды.

Охнула, когда то, что он творил с моим телом своими губами, перешло границы разумного. И при этом подавалась бедрами навстречу, раскрывалась перед ним, чувствуя, что умираю, исчезаю, уношусь куда-то ввысь с каждым прикосновением.

Мир качнулся перед глазами, заполнился до предела присутствием самого близкого, самого дорогого мне существа. Моего Зверя. Моего защитника. Альфы, вожака, моего волка.

Кажется, я кричала. Когда наполненность стала нестерпимой, с силой вгрызлась в его плечо. Несмотря на вкус крови во рту, не могла оторваться. Зверь укусил тоже. Поначалу осторожно, словно сдерживая себя. Я прижалась к нему бедрами, принимая в себя до основания, до конца и вместе с тем подставила шею, молясь про себя, чтобы укусил. Вгрызся. Пометил.

Когда наши губы встретились снова, а мир закачался в неистовом ритме, поцелуй окрасил солоноватый привкус. Терпкий. Желанный. Такой яркий, что я чудом сохранила сознание.

— Моя, моя, моя, — рычал он, продолжая раскачивать мой мир, наполняя его таким острым, таким нестерпимым удовольствием, что я не верила, что такое возможно.

— Да, да, да! — отвечала я гиганту, накрывающему меня своим телом, и кричала: — Еще! Мне тебя мало! Мало!!!

— Эя!.. — рычал Зверь, и я пила его рычание прямо с губ, сталкивалась языком в диком, пламенном танце.

— Фиар, — стонала я, и, кажется, по щекам текли слезы, и Зверь собирал их с кожи жаркими поцелуями.

Я не знаю, сколько длилось это безумие. Мне казалось еще миг такого острого, сильного наслаждения — и я умру. Исчезну. Но это продолжалось… Пока мир не запылал тысячей радуг, а небо не зазвенело и не обрушилось на нас, погребая под своими осколками.

А потом мы долго лежали рядом, и Зверь сжимал меня в объятиях, и целовал в щеку, висок, в макушку. Я провела рукой по щеке и поняла, что она мокрая. И увидела, что глаза Зверя тоже блестят. Странным блеском. Что с тобой, любимый? Ты плачешь, сильный и могучий Зверь?

— Эя, — прошептал Фиар, подтягивая меня еще ближе, хотя казалось, что это невозможно. Зарылся лицом в растрепанные волосы, нежно поцеловал. — Моя Эя…

— Твоя, — я тоже пыталась прижаться к Зверю еще теснее. — Только твоя. Мой Зверь.

Меня снова поцеловали в висок. Даже не видя его, я знала, чувствовала, что Зверь улыбается.

— Я не знала, что это так, — прошептала я. — Так невероятно… До невозможного хорошо.

— Значит, тебе понравилось? — спросил Зверь. — Я не причинил тебе боли?

Я покраснела.

— А я? — я приподнялась и красноречиво покосилась на его плечо. Во время нашей полной любви и страсти схватки мне не показалось. Я укусила его до крови. Затем робко повела собственным плечом. Метка Зверя ощущалась…

Зверь широко улыбнулся.

— Откуда ты знаешь о брачном ритуале свободного народа? — спросил он.

— О чем? — удивилась я.

— Ты укусила меня, — напомнил Зверь, и я потупилась. — И хотела, чтобы я укусил тебя (кто-то смущенно кивнул). Так делают, когда клянутся в верности перед Луной.

— Перед Луной? — зачарованно повторила я.

— И перед стаей, — хмыкнул волк.

Краска залила меня по уши. Насладившись моим смущением, Зверь добавил:

— Так было раньше. В глубокой древности. Свободный народ не понимал, зачем скрывать от других свою любовь. Свои сердца.

Я кивнула.

— Судя по тому, что я видела в Заповедных землях (перед глазами предстала голая Лил с окровавленными губами, которая прошла мимо новенькой, покачивая бедрами. Волчица явно возвращалась с удачной охоты, но что-то мне подсказывало, что ее не смутили бы и брачные игры на глазах у остальных), — я сглотнула, — этот обычай не совсем умер и по сей день.

Зверь хмыкнул и притянул меня к себе, нежно поцеловал в висок.

— Боюсь, тяжело придется чопорной наследной герцогине, — делано сокрушился он.

— Ах, чопорной герцогине! — возмутилась я и хлопнула мужа по руке.

Тот шутливо заслонился ладонью.

— Думаю, муж поможет мне преодолеть природное стеснение и привнесенную воспитанием добродетель, — тоном монастырской воспитанницы пробормотала я и подняла взгляд к небу.

А затем рывком поднялась и погладила свою грудь, при этом призывно облизала губы.

Глаза Зверя потемнели.

— Эя, — прорычал он. — Ты же… Только…

— Может, уже перестанешь лежать без дела и начнешь раскрепощать жену прямо сейчас? — прошептала я, не торопясь смыкать губы в конце фразы.

Зверь сглотнул.

Ловко увернувшись, я встала на ноги и, отступив на шаг, с удовольствием потянулась. Что-то сладко-запретное было в том, как я дразнила мужа, представ перед ним полностью обнаженной и принимая соблазнительные позы. Греховное, как учила Церковь, и восхитительное, как подсказывала моя истинная природа.

Мир вокруг стал ярче, выпуклее, глубже. Запахи и звуки пронзали насквозь, границы плыли и каким-то чудесным образом стирались. Пространство становилось единым целым со временем, как мы несколько минут назад, они так же пульсировали в едином ритме.

Я поняла, что таким образом пробуждается моя магия. Стихийная магия. Природная магия. Истинная и единственная.